Борис Смолкин: «Я бы себе такую няню, как в «Прекрасной няне», своему ребенку не взял»
В прямом эфире «Радио двух столиц» актер Борис Смолкин рассказывает, как поступил в театральный институт с третьего раза.
Антонян:
– «Радио двух столиц» у нас в эфире. Совместный часовой эфир с радио «Балтика»! По ту сторону Мария Гончарова.
Гончарова:
– Привет!
Антонян:
– И у нас прекрасный гость. Он в питерской студии.
Гончарова:
– Мне очень приятно представить нашего гостя Бориса Смолкина.
Смолкин:
– Добрый вечер!
Гончарова:
– С погодой в Питере сегодня не сложилось. А хорошего настроения не занимать.
Смолкин:
– Не так холодно…
Антонян:
– В Москве тоже дождь.
Гончарова:
– У нас есть уникальная возможность задать те интересующие вопросы знаменитому дворецкому Константину. Вы уж извините, Борис Григорьевич, что с этого начинаем…
Смолкин:
– Нет! Начинайте с этого и заканчивайте этим.
Гончарова:
– Дворецкий Константин, как ни крути, ваша визитная карточка.
Смолкин:
– Это да.
Антонян:
– Роль дворецкого, в которой вы замечательно смотрелись, вы в одном интервью сказали, что в России такого человека нет, не было и быть не может. Почему?
Смолкин:
– Это я не про себя говорил. Про дворецкого. Потому что это не русская традиция. В России никогда не было дворецких. В России были экономки, ключницы и так далее. Дворецкий – это чисто британская история. Замки, поместья лордов, баронетов и так далее. Это, между прочим, высокообразованные люди, которые довольно долго учатся этой профессии в Британии. Школа дворецких, по-моему, существует и сейчас. И обучение там стоит довольно дорого. Правда, дворецкий, если он успешно закончит обучение, найдет себе работу, он будет и получать прилично. Если я не ошибаюсь, он получал когда-то 60 тысяч фунтов в год.
Гончаров:
– Именно таков дворецкий, которого вы сыграли в «Моей прекрасной няне»?
Смолкин:
– Там не указывается, сколько я получал. Но, думаю, до 60 тысяч фунтов в год я не дотягивал. Антонян:
– А ваш дворецкий больше британский или в нем есть отечественный оттенок?
Смолкин:
– Как он может быть британским, поскольку я российский артист. И человек, и гражданин России, я родился в России и говорю по-русски. Я думаю, от него какое-то название только. Какой-то имидж. А так, в принципе, надеюсь, что это персонаж российский. Мы даже ему какую-то легенду придумали, почему человек, выросший явно в Советском Союза, как и я, почему он вот так вот, говорит на языке…
Гончарова:
– И почему?
Смолкин:
– Проскальзывало это в сериале. Мы не акцентировали. Он когда-то работал…
Гончаров:
– В органах.
Смолкин:
– Конечно. Он работал при посольстве Советского Союза в Великобритании. Ну, кем? Может, поваром… Поскольку большинство сотрудников советского посольства…
Гончарова:
– Дворником, может…
Смолкин:
– Он не дворник. Он был рядом с кухней, где-то там. И, естественно, раз он был сотрудником советского посольства в капиталистической стране, он какое-то имел отношение к органам. Да. Иначе этого быть не могло.
Гончарова:
– Пока далеко не ушли от сериала, а мы от него в сторону отойдем…
Смолкин:
– Надеюсь.
Гончарова:
– Вот о чем хочу поговорить. Вступил в силу закон о защите детей от информации, причиняющий вред их здоровью и развитию.
Смолкин:
– Это радио тоже касается?
Гончарова:
– Это касается всех СМИ. И каждой картине, передаче присваивается определенная маркировка, с какого возраста можно смотреть. И очень муссировалась тема «Ну, погоди!». По всем статьям, получается, «18+».
Смолкин:
– Я читал.
Гончарова:
– С какого возраста можно смотреть «Мою прекрасную няню», как вы думаете?
Смолкин:
– «Моя прекрасная няня», она, наверное, и имела такую популярность у зрителей… Это калька с американского сериала и так далее. Это семейный сериал. И «Моя прекрасная няня» позиционировалась и для детей. В сериале, несмотря на все кажущиеся взрослые и детские проблемы, там есть то, что необходимо смотреть детям. Там есть все десять заповедей, благодаря которым наш мир еще каким-то образом существует. Главная героиня, человек из простого народа, как раньше любили говорить, она вкладывает свои незамысловатые, но правильные мысли в зрителей, в детей, которых она воспитывает в сериале.
Гончарова:
– Она хорошая няня?
Смолкин:
– Ну… Честно говоря…
Гончарова:
– Вы бы такую своему ребенку взяли?
Смолкин:
– Я бы себе такую, наверное, не взял бы. Но, наверное, она интересная.
Гончарова:
– Вы, наверное, говорите, чтобы жена не ревновала.
Смолкин:
– Наверное, она интересная. Нет. Она детей воспитывает правильно, на мой взгляд.
Гончарова:
– Заглянув в программку сегодня, а сериал идет на одном из каналов, и маркировка у него «12+». Вы, наверное, удивитесь.
Смолкин:
– А почему я должен удивиться? Нет. Я думаю, что детям и раньше можно смотреть этот сериал.
Я не поддерживаю эту идею. Это… Я не знаю… Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет. Честное слово.
Гончарова:
– Ваш сын был маленьким ребенком в момент съемок. Он смотрел?
Смолкин:
– Когда начался этот сериал, ему было пять или шесть лет. Он смотрел.
Гончарова:
– Моей дочке было столько же. Она была в восторге!
Смолкин:
– Он смотрел. Все или не все понимал, неважно. По крайней мере, я не вижу каких-то страшных ядовитых плодов этого воспитания.
Антонян:
– А как отношения были в актерском коллективе? Он небольшой и достаточно дружный. На экране, вне всяких сомнений, это выглядело именно таким образом.
Смолкин:
– Вы имеете в виду компанию, которая снималась в сериале?
Антонян:
– Вы столько лет пробыли вместе. Сдружились? Или это не иначе, как работа?
Смолкин:
– Да нет. Так невозможно прожить. Знаете, может, я сравню не очень точно, то когда набирают экипаж в подводную лодку или космического корабля, то они проходят длинный период на совместимость и так далее. А тут, когда два с половиной года изо дня в день… Надо нормально друг к другу относиться. И иногда что-то уметь прощать, уступать и так далее. Я надеюсь, что у нас до сих пор сохранились замечательные отношения. С кем-то ближе, с кем-то не так. С Олей Прокофьевой мы до сих довольно близко общаемся. Иногда и выступаем вместе.
Гончарова:
– С Жанной Аркадьевной у вас были такие не простые, неоднозначные отношения. А в жизни?
Смолкин:
– Что значит неоднозначные? Вы хотели бы, чтобы мы показывали однозначные?
Гончарова:
– То ли вы друг друга терпеть не могли, то ли были влюблены друг в друга…
Смолкин:
– Такой вопрос. На каком-то кинофестивале, я уже не помню, мне его задал мальчик лет десяти. Подбежал с бледнейшим лицом к авансцене и закричал, помахивая своим кулачком: «Зачем вы обижаете Жанну Аркадьевну?». Я немножко растерялся. Потом я стал ему объяснять: «Понимаешь, когда тебе нравится девочка в классе, ты дергаешь ее за косички. Понимаешь, у взрослых это немножечко иначе. Когда мужчина обращает внимание на женщину, а какими способами, это бывает у всех по-разному. Я вот таким способом…».
Гончарова:
– А когда за женой своей будущей ухаживали?
Смолкин:
– За косичку я ее не дергал. Я уже был несколько в другом возрасте. И она… Я старался произвести впечатление, читал стихи, пел песни какие-то. Придуривался.
Антонян:
– Про песни. Знаем, читали…
Смолкин:
– Эк вас кидает-то!
Антонян:
– Скажите, вы же не с первой попытки поступили на факультет своей мечты. Да и поступили ли вы, в итоге, на факультет своей мечты? Вы хотели в актеры попасть.
Смолкин:
– Я хотел быть артистом. Я поступал в театральный институт. С третьего раза. Да, меня не приняли на отделение драматическое, но приняли на отделение артистов музыкальной комедии. В тот момент, когда меня приняли, я об этом не задумывался. Потому что главное было – поступить. А когда я проучился на отделении музыкальной комедии, через какое-то время я должен был благодарить судьбу, что я попал на это отделение. Получал замечательное драматическое образование, музыкальное и хореографическое. Все что нужно артисту. И в драматическом театре я играл, и в театре музыкальной комедии. Я много играл.
Гончарова:
– А образование физико-математическое, полученное в школе, оно помогает как-то в жизни?
Смолкин:
– В этой профессии мне не пригодилось мое математическое образование.
Гончарова:
– Наверное, дети очень довольны. Вы им помогаете со школьными заданиями.
Смолкин:
– Да. В этих пределах я еще помню. Но математика, всякая наука, а у меня до сих пор пиететное отношение ко всем наукам, а уж математика-то как развивает мозги!
Гончарова:
– О физико-математической школе вы тоже не жалеете?
Смолкин:
– Я вспоминаю о ней с благоговением и мне Господь подарил счастье учиться там. У меня появились такие друзья, с которыми мы дружим до сих пор. Вот уже сорок пять лет. Мы встречаемся, перезваниваемся, ездим друг к другу и так далее.
Гончарова:
– А дети ваши унаследовали лирическую или физическую сторону вашей натуры?
Смолкин:
– У меня двое сыновей. Старший закончил театральный институт. Он не хотел быть артистом, вот не хотел! Он закончил не как артист, он закончил экономическое отделение театрального института, что вынудило его начать считать хорошо. Совершенно неожиданно ему пригодились уроки математики, которые и я ему подавал. Он до сих пор меня благодарит, что я его научил довольно быстро считать в уме.
Младшего я тоже научил. Он очень прилично считает. Но он занимается совсем какой-то такой… Он спортсмен.
Гончарова:
– А музыкой не занимается?
Смолкин:
– Он пытался заниматься музыкой. Но это ложилось на плечи моей жены, потому что сидеть с ним у рояля она должна была. Она посидела два года и взмолилась, сказала: «Я больше не могу!». Я помню из рассказов своей мамы, которая училась в школе с двоюродной сестрой Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, бывала у них дома и так далее. И мама Шостаковича Дмитрия Дмитриевича рассказывала, как маленький Митя, чтобы не играть на рояле, залезал на дерево от нее. И она его стаскивала оттуда.
Я встречался со многими музыкантами, с большими музыкантами. И помню, был такой концертмейстер Мариинского театра Николя, который каждый день, садясь на репетицию, он открывал крышку рояля, полоскал свои арпеджио и говорил: «Спасибо моей бедной мамочке, что она меня…». И так далее.
Моего младшего сына бросило в фигурное катание. И вроде бы успешно. Он уже кандидат в мастера спорта.
Гончарова:
– А у вас с супругой сходятся взгляды на воспитание детей? Вы представители разных поколений. Она вас намного моложе.
Смолкин:
– Наверное, не во всем.
Антонян:
– А спорите?
Смолкин:
– А как же! И, как вы думаете, кто побеждает?
Антонян:
– Скорее всего, опыт…
Смолкин:
– Ага! Ну-ну!
Антонян:
– Перейдем от семейных сцен к театральным. Вам удалось себя проявить и на большой, и на малой сцене. Хотелось бы узнать, где вам больше нравится находиться? На экране или на сцене?
Смолкин:
– Больше там, где у тебя получается. Конечно, я театральный артист. Кино – это немножечко другое. Хотя к этому тоже можно привыкнуть.
Гончарова:
– А ваша любимая роль в театре?
Смолкин:
– Вот не надо! Насчет любимых ролей в театре, они, наверное, есть. Но обычно любимые роли те, которые удались и так далее. Наверное, были у меня какие-то удачи…
Антонян:
– А какие роли хотели бы сыграть?
Смолкин:
– Не знаю. У меня была мечта, которая так и не осуществилась. Хотел сыграть Сирано Де Бержерака. Антонян:
– И что помешало?
Смолкин:
– Что помешало… Это же было время, когда я еще мог его играть. Это было время нормальных, государственных бюджетных театров. И самостоятельно я пытался это делать с разных сторон, но…
Так получилось. А мне казалось, что можно было попробовать его сыграть. Есть у меня неуловимое… Если километра за два меня поставить на пригорке, я чуть-чуть на Пушкина похож… Очень издали. Мне хотелось сыграть судьбу поэта. Не только Сирано, который был поэтом. Наверное, и Пушкина. Много поэтов. Байрона.
Антонян:
– Вам ближе драматические роли? Вы, прежде всего, ассоциируетесь, как актер комедийного жанра.
Смолкин:
– Если ассоциируюсь, какие могут быть вопросы? Хотя играл и трагикомические роли.
Гончарова:
– Один из ваших педагогов отозвался, что когда вы выходите на сцену, всем уже делается смешно. И это главное преимущество…
Смолкин:
– Был такой замечательный Леонид Федорович Макарьев, профессор театрального института, который мне раз семь не ставил оценку за экзамен по актерскому мастерству. Он все время кричал на меня! И выгонял. И на восьмой раз кто-то его, придя на этот показ, по-моему, это был Аркадий Иосифович Кацман, что-то он ему шепнул. И он мне поставил… Аркадий Иосифович вроде ему шепнул, что вот так сегодня и надо играть… Не знаю… А потом, когда я уже закончил институт, стал играть, Леонид Федорович меня видел на сцене, и как-то вот при встрече он сказал: «У тебя, дружок, есть редкое качество. Ты когда выходишь на сцену, ты вызываешь смех». Было такое. Хотя как всякий комедийный артист, чего-то хотелось трагического. Гончарова:
– А на сцене драматических театров какие роли были?
Смолкин:
– В Александринке я играл Полония даже в «Гамлете».
Гончарова:
– Это другое амплуа.
Смолкин:
– Почему? Мне повезло и на сцене музыкальной комедии, когда я играл и Труффальдино, и Расплюева…
Антонян:
– Так получается, что вы работаете и живете в Питере, но периодически работаете в Москве. Как удается совмещать?
Смолкин:
– Теперь это стало совсем несложно. Добраться до Москвы за четыре часа на «Сапсане». Я не очень люблю самолеты. Или, в конце концов, переночевать ночь в поезде. Сейчас расстояние небольшое.
Антонян:
– А не было желания перебраться в столицу?
Смолкин:
– Нет.
Гончарова:
– С семьей, с ребенком.
Смолкин:
– Как-то я понимаю, что столица без меня обходится спокойно. Напряга такого нет.
Гончарова:
– А вы без столицы?
Смолкин:
– Если вдруг я там понадоблюсь, а я довольно часто… Так получается, что работы больше в Москве.
Антонян:
– Так, может, имеет смысл…
Смолкин:
– Я не вижу… Это не основание, чтобы ломать жизнь всем и так далее. Можно работать в Москве. И жить. И что? А я живу в Петербурге.
Антонян:
– У нас звонок. Владимир!
– Здравствуйте! Спасибо за ваше творчество. У меня несколько вопросов. Насколько я знаю, вы работаете и в озвучивании. Продолжаете ли вы сейчас эту работу? Насколько я знаю, вы озвучивали эпизоды в «Звездных войнах», в «Астериксе».
Смолкин:
– Я с большим удовольствием продолжаю озвучивать. И Мастера Йоду озвучивал неделю назад. Затеяли какой-то мультик. Но есть еще предложения.
Антонян:
– Я был очень удивлен, когда увидел… Я с сыном смотрел мультик неоднократно «Лила и Стич». Оказывается, огромный афроамериканец, сотрудник секретной службы – это вы?
Смолкин:
– Это я. Да. Была такой замечательный звукорежиссер. Людмила Акимовна Демьяненко, вдова Александра Сергеевича, и она меня пригласила. И я сразу сказал: «Людочка, посмотри на этого большого человека!» – «Давай попробуем!». Отослали эти пробы за границу, в Голландии у них центр. И они меня утвердили.
– Ряд сыгранных вами ролей из жанра водевиля. Тяжело работать в этом жанре? Петь куплеты… Это прошлый век и прочее.
Смолкин:
– Это моя профессия. Водевиль – неотъемлемая часть театрального, киноискусства. А то, что это совмещает пение, танец и драму, то этому меня учили. Это мое дело. Трудно или не трудно? Если плохо, то легко, а если хорошо, то всегда трудно.
Антонян:
– Есть еще вопрос от Ирины.
– Здравствуйте! Ваша роль дворецкого не столько комедийная, сколько очень умная. Очень обаятельный образ вы создали. Я хотела спросить. Нравятся ли вам исторические фильмы? И хотели бы вы сняться в исторической экранизации? Типа, «Петербуржские тайны»…
Смолкин:
– Не знаю…. Самая историческая роль, я засветился у Александра Николаевича Сокурова в «Русском ковчеге». Мало, наверное, кто понял, что это я. Меня там заклеили и так далее. Я играл графа Нессельроде, который принимает послов из Тегерана.
Наверное, хотел бы. Явно я ни на кого из исторических личностей портретно не похож.
Антонян:
– Некоторые Высоцкого играют, будучи не похожим. В современных условиях не так сложно.
Смолкин:
– Я не думаю, чтобы я сыграл кого-то, чтобы со мной делали бы такую операцию, как с тем артистом, который играл Высоцкого. Да я и не уверен, что это нужно. Бог с ним. Это их личное дело.
Я понимаю, что имела в виду слушательница. Более давнюю историю. Я люблю историю. Наверное, если бы ставили что-нибудь из французской жизни, может, пригодился бы я. А пока вот так как-то…
Гончарова:
– От истории к музыке. Вы актер театра Музкомедии. И в одном из интервью вы как-то сказали, что ваша любимая музыкальная форма – это рондо. И поэтому в вашей жизни все возвращается…
Смолкин:
– Не в принципе, как музыкальная форма, а это применительно к другим ситуациям. И к жизненным. Я люблю рондо. Люблю закольцованность такую…
Все у нас идет по кругу. История движется по спирали. На протяжении человеческой жизни не делается история в большом смысле. А как-то по кругу идет. Надеюсь, что это закольцовывается. В этом есть какая-то законченная штука. В родно.
Гончарова:
– У нас телефонный звонок.
– Добрый вечер! Меня зовут Катя. Я была на концерте в Филармонии, который вы вели. А вы будете вести концерты в этом сезоне?
Смолкин:
– Нет, думаю, что в этом сезоне я не буду вести. Я год отвел и чего-то больше не приглашают. Может, они меняют ведущих на каждый год.
Я знаю этот чудный абонемент. Ты не застала, а я когда-то еще вел в Большом концертном зале «Октябрьский» абонемент «Музыка от «А» до «Я». Я его с основания до распада вел. Я влюблен в музыку. С детства влюблен. Выше музыки, наверное, ничего нет.
Антонян:
– Вы еще провели несколько телеигр в качестве ведущего. Может, сейчас готовится что-то новенькое?
Смолкин:
– Пока нет.
Антонян:
– А как вам ощущалось в этом амплуа?
Смолкин:
– Я комфортно себя чувствую в амплуа ведущего. Нормально. Мне попадались такие программы, которые соответствовали моим представлениям и жизни, обо всем и так далее. Не выбивались из ряда нормальных. Что греха таить, много программ, которые выбиваются из ряда человеческих…
Антонян:
– Борис Григорьевич, вы многое испробовали на своем веку. А есть ли в вашей жизни какие-то действия, на которые не хватило смелости?
Смолкин:
– Наверное, это не столько смелость, сколько глупость. Есть, наверное. Я, к сожалению, не очень серьезно относился к своему пению, хотя мне приходилось очень много петь. Но вот так выступать, как певец, я как-то к этому немного легкомысленно относился. В театре я пел, когда я понимал, зачем и чего. А просто выйти на эстраду и петь… Я всегда этого стеснялся. И до сих пор побаиваюсь, хотя сейчас начал понемножку, на старости лет записывать какие-то песенки. И пытаюсь…
Гончарова:
– А многие киноперсонажи поют вашими голосами.
Смолкин:
– Поют. И озвучивал я многих. Мне просто хочется найти, подобрать такого, чтобы никого не дублировать, потому что сейчас поют практически все.
Гончарова:
– Вы бы рискнули в жанре романса?
Смолкин:
– Нет. Какая-то вот… Мне нравятся советские песни. Собственно, песня закончилась на советских песнях. Дальше пошло что-то другое. Хотя попадаются иногда и замечательные композиторы… Но тот пласт, который сочинили с 30-го по 85-й, это кладезь.
Гончарова:
– Может, споете из любимого?
Смолкин:
– Нет. Я петь не буду. Я по крупице попробую чего-то найти…
Антонян:
– В жанре советской песни?
Смолкин:
– Я бы не называл это советской песней. Есть французский шансон, не путать с российской тюремной и ресторанной… Это никакого отношения к шансону не имеет. И только как пародия. Я даже не знаю, что это такое. Найти эквивалент в русской песне, они есть. Я пока разглядел парочку. И парочку записал даже. Спасибо, мне помогла моя подруга, замечательная пианистка, концертмейстер Мариинского театра Марина Мишук. Я попытаюсь что-то присоединить по одной. Может, когда-нибудь я осмелюсь и спою это на «Радио двух столиц».
Антонян:
– Мы ждем! Вот такой вопрос. Вам седьмой десяток, но вы потрясающе выглядите!
Смолкин:
– Я хорошо выгляжу для вас, потому что я на радио. Если бы это еще сказала Маша, я бы еще… Может, поверил бы.
Гончарова:
– А Маша поддерживает. Так ответ?
Смолкин:
– А какой ответ? Нет у меня никаких секретов.
Гончарова:
– Диета?
Смолкин:
– Это не назвать диетой. Какие-то ограничения. Я в чем-то себя ограничиваю. Я очень вяло пытаюсь заниматься физическими упражнениями. Пытаюсь. Все собираюсь пойти плавать. Но, понимаете, хочется найти какой-то бассейн, где немного народу. Чтобы тихо и спокойно поплавать.
Больше никаких у меня секретов нет.
Антонян:
– Спасибо вам большое, что нашли время в своем плотном графике!
<<Самые интересные эфиры радио "Комсомольская правда" мы собрали для вас ЗДЕСЬ >>