Премия Рунета-2020
Калининград
+9°
Boom metrics
Общество23 июля 2020 13:46

Истории первых переселенцев: «Когда по обеденному столу бежала крыса, пересиливала себя и хватала ее за хвост»

Семья Эльвиры Мачехиной переехала в Советск, когда ей было всего 11 лет, и первые годы на калининградской земле стали временем тяжелых испытаний
Мария Зебах (в центре) на первомайской демонстрации в Советске с работниками артели "Победа". Предположительно 1950 год.

Мария Зебах (в центре) на первомайской демонстрации в Советске с работниками артели "Победа". Предположительно 1950 год.

Фото: семейный архив.

«Комсомолка» продолжает рубрику «Истории первых переселенцев». Следующая наша героиня, Эльвира Борисовна Мачехина (в девичестве Зебах), приехала в Калининградскую область в 11-летнем возрасте вместе с родителями и старшей сестрой Идой.

Эльвира Мачехина (Зебах).

Эльвира Мачехина (Зебах).

Фото: Иван МАРКОВ

Семья поселилась в Советске, где ей пришлось пережить жуткие морозы зимы 1947 года, голод и арест отца. Эльвира Борисовна рассказала, как на фоне всего пережитого в этом городе ее семье удавалось сохранять бодрость духа и любовь к жизни.

Семья из пионер-комуны

История семьи Зебах – настоящая драма, которая вполне могла бы стать сюжетом фильма. Познакомились супруги в пионер-коммуне, образованной одним из первых московских пионерских отрядов. Мама, Мария Петровна Балавинская, происходила из дворянского рода, но после смерти ее матери в начале 20-х годов еще девочкой оказалась сначала в детском доме, а потом на улице.

– Спасла маму Чрезвычайная комиссия Дзержинского, когда она была уже дистрофиком (с января 1921 года одной из задач ВЧК была ликвидация беспризорности и безнадзорности среди детей – Ред.). Потом она вступила в партию и всю жизнь благодарила советскую власть, - вспоминает Эльвира Борисовна.

У главы семейства, Бориса Оттовича Зебаха, еще более сложная судьба. Его отец был прибалтийским немцем, который наверняка не мог и подумать, что немецкая фамилия сыграет с потомками не одну злую шутку. Первые проблемы у Бориса Зебаха начались еще до войны. На фоне плановой операции НКВД против советских граждан немецкого происхождения он был отчислен из Военно-инженерной академии имени Куйбышева, несмотря на отличные успехи.

- Поначалу папе фамилия не мешала, и он спокойно отучился в Туле, а потом поступил в академию имени Куйбышева в Москве, - рассказывает Эльвира Борисовна. - Когда эту академию перевели в Ленинград, в 1937 году папу отчислили, но он все равно не прекращал занятия в надежде на справедливое решение. А я с того времени запомнила, как мы прислушивались к каждому стуку в дверь.

Друзья Бориса Зебаха от него не отвернулись, а собрали подписи в его защиту и помогли ему восстановиться в академии. В мае 1941 года, перед самой войной, офицеру удалось закончить свой курс, и его сразу направили в Монголию строить железную дорогу.

Семья Зебах в мае 1941 года, последнее предвоенное фото.

Семья Зебах в мае 1941 года, последнее предвоенное фото.

Фото: семейный архив.

- Когда началась война, мы были в Ленинграде, а папу перевели в Улан-Удэ. Он несколько раз писал рапорт, чтобы его отправили на фронт, но все из-за той же немецкой фамилии его на передовую не пускали, - продолжает Эльвира Борисовна.

Планы переезда «на родину предков»

В конце августа 1941 года мать с двумя дочерьми успевает с огромным трудом вырваться из Ленинграда, чтобы добраться до Улан-Удэ. Эльвира Борисовна вспоминает, что ехать приходилось последним транспортом вместе с заключенными. А уже в начале сентября город был взят в кольцо:

- Спасла нас тогда наволочка с баранками. Кроме этих баранок в дороге есть нам было нечего.

В середине войны Борису Оттовичу разрешили перебраться в Новосибирск, где спешно готовили свежие кадры для Красной армии. Так как офицер отлично стрелял, его назначили ответственным за стрелковую подготовку новобранцев. В это время Эльвира выступала в Улан-Удэ перед ранеными красноармейцами, а Мария Петровна работала в редакции республиканской газеты.

- В день Победы мы с сестрой просто прыгали до потолка, но мама на тот момент сильно болела, у нее был туберкулез. Вероятно, ей не подходил климат. Когда родители начали думать о переезде, они узнали, что идет набор желающих поехать в бывшую Восточную Пруссию. Папа очень обрадовался этой возможности и даже пошутил, что мы уедем на родину его предков. Так как мама всегда была легкой на подъем, она, конечно, подержала папу. Решение о переезде было принято летом 1946 года.

«Край чудесный»

После войны Борис Оттович работал в Улан-Удэ директором кирпичного завода, поэтому и направление он получил на восстановление кирпичного завода в Советске. На новое место он отправился первым, и написал жене и детям письмо.

- Папа писал, что бывшая Восточная Пруссия - это край чудесный, что там красота, что на деревьях полно яблок, что зима очень легкая. В письме он также указал, чтобы мы никаких теплых вещей с собой не брали, а бросали все там. Мы, конечно, послушались. Не взяли ни шапки, ни валенки, все это оставили в Улан-Удэ, - рассказывает Эльвира Борисовна.

До Москвы семья добралась в мягком вагоне. В дороге, 30 сентября, Эльвире исполнилось 11 лет, а 9 октября переселенцы прибыли в Черняховск.

- Папа нас встретил и повел в какой-то полуразрушенный дом. Мы поднялись на второй этаж, увидели какие-то страшные матрасы на полу, они будто бы кровью были залиты. Но мы сверху что-то постелили и легли спать. Утром проснулись, и папа повез нас в Советск. Я помню, что кругом было много разрушенных домов, но и яблони тоже были повсюду, они стояли вдоль дороги с неубранными яблоками.

10 октября семья Зебах поселилась недалеко от кирпичного завода, который предстояло восстановить, на первой улице со стороны въезда в город. На тот момент она еще никак не называлась, а сейчас это улица Черняховского.

Эльвира Зебах в Калининграде у биржи.

Эльвира Зебах в Калининграде у биржи.

Фото: семейный архив.

- Дом был двухэтажным. На первом этаже – две огромные комнаты, которые соединялись раздвижными дверями, каких мы до этого и не видали никогда, а второй этаж был мансардным. В комнатах стояла какая-то дребезжащая полуразрушенная мебель, помню, что в шкафу дверь висела на одной петле. Но дедушка моего отца по материнской линии был краснодеревщиком из Швеции, и папа многому у него научился – вскоре вся мебель была восстановлена.

Первые испытания переселенцев

Условия на новом месте оказались вовсе не такими, как мечталось, и для семьи Зебах начались испытания. Первым ударом стали морозы, каких в этих землях не было уже очень давно.

- Какая была зима, Бог ты мой! – восклицает Эльвира Борисовна. – То минус 32 градуса, то минус 28! Еще в Улан-Удэ в 1943 году мама вместе с соседкой сшила мне из папиной гимнастерки пальтишко, которое было оторочено каким-то желтеньким мехом. Но к 46-му году я уже вытянулась: пальтишко стало курточкой, и рукава мне стали до локтя. Мама надставила мне рукава, и в этой страшной курточке я и проходила всю зиму. Еще в те холода нас спасло какое-то подобие валеночек, которое мама купила на рынке. Эта обувка была из материала, простроченного с ватой. В ней и так можно было ходить, и с галошками.

Школа располагалась где-то в километре от дома Зебахов, и Эльвира пошла там в 4-й класс.

- Только сейчас как-то понимаешь, что людей в регион привезли, а про продукты как будто забыли. Магазинов тоже первое время не было. Зато мама научилась печь хлеб в капустных листьях. Он, правда, был клеклый, непропеченный, но мы, вечно голодные, ели и его. Из продуктов была еще перловка, чеснок и, в лучшем случае, картофелина какая-нибудь. Голодать мы стали практически сразу после переезда и даже сильнее, чем во время войны. Но мы не сетовали никогда, а радовались жизни. Была у нас какая-то привычка что ли. Всегда думали, что бывает и хуже, а пока еще хорошо.

Однажды, как вспоминает Эльвира Борисовна, на шоссе недалеко от дома под машину попал жеребенок, которого сбежавшиеся соседи разрезали на кусочки. Один кусок достался и семье Зебах.

- Помню, как варилась эта конина, и пена так страшно надувалась. Но это было мясо!

Бани поначалу тоже не было, и мылись Зебахи по очереди в тазиках. Готовили – на керогазе.

- Очень много было крыс и мышей. Они до того обнаглели, что бегали по столу. Я пересиливала себя, хватала их за хвост и кидала в помойное ведро. Туалет у нас был на улице, поэтому на ночь ставили ведро.

В таких условиях семья прожила целый год. Летом 1947 года стало чуть полегче. Например, по карточкам можно было взять хлеб, открывались первые магазины.

- Когда починили деревянный мост через Неман, в Советск начали ездить литовцы, которые торговали на рынке рядом с этим мостом. Помню, что брали за свои продукты они очень дорого. Там же на рынке мама купила длинные шерстяные чулки, которые достались моей сестре. Вот в этих чулках, поверх которых она надевала босоножки, в каком-то демисезонном пальтишке и в платочке сестра проходила зиму. А бегать ей с окраины приходилось в центр города, в первую школу. Она стала одной из первых выпускниц этой школы.

Несмотря на голод и мороз 16 декабря 1946 года Зебахи отпраздновали на новом месте свой первый семейный праздник – 20-летний юбилей свадьбы.

- Мы очень хорошо отмечали! На столе практически ничего не было, но как же было весело! Музыки, естественно, тоже не было, но зато сестра моя барабанила руками по дребезжащему стулу, а кто-то по столу стучал. Потом мы с Идой пели, а папа с мамой танцевали. Еще мы стихи Есенина читали. Любимой нашей поговоркой тогда было: «Хоть в кармане ни гроша, но зато поет душа».

Немцы

Первых рабочих для восстановления кирпичного завода Борис Зебах набрал в лагере военнопленных, но сильное впечатление на 11-летнюю Эльвиру произвели не эти, а другие немцы.

- Был февраль 1947 года, я сидела дома и смотрела в окно. Увидела, что идет по улице женщина и тянет за собой санки. В санках – малыш, а еще один ребенок ее за юбку держит. Вся одежда у той женщины была какая-то рваненькая, шапчонка на ней какая-то шерстяная. Она подошла и показала на рот, видимо, хотела есть. Мама их пригласила в дом, налила им две тарелки нашего так называемого супа, предложила пожить им у нас, но женщина отказалась и ушла. Еще запомнила, что мама вынесла какую-то подушечку и положила ее в санки, чтобы малышу было теплее. Я как-то долго их забыть не могла, и сейчас вот помню.

В доме Эльвиры Борисовны сейчас хранится и один немецкий артефакт. Это картина, которую родители однажды принесли с охоты на уток.

- У папы была мелкокалиберка, которую, по-моему, запрещалось иметь. Вместе с мамой они поехали в затопрайон, куда-то в сторону Заповедного, чтобы уток пострелять – кушать дома вообще было нечего.

Картина, привезенная родителями с охоты из Заповедного, до сих пор висит в доме Эльвиры Борисовны.

Картина, привезенная родителями с охоты из Заповедного, до сих пор висит в доме Эльвиры Борисовны.

Фото: Иван МАРКОВ

Когда родители возвращались домой, они решили забраться в заброшенный дом, стоявший в воде. На стене в этом доме висела картина в рамке. Ее они забрали с собой. Долгое время нарисованные на картине дети и собаки были спрятаны под репродукцией Куинджи «Березовая роща» - Мария и Борис Зебах опасались обвинений в зажиточности. Открылась картина только в 1976 году.

«Барыня» для пионеров

В доме на въезде в город семья Зебах прожила чуть меньше года и летом 1947 года переехала в дом №32 на улице Советской (сейчас улица Ленина). В квартире №5 на третьем этаже было четыре просторные комнаты, где, как вспоминает Эльвира Борисовна, «можно было открыть все двери и бегать по кругу». Также с весны 1947 года школьница Эльвира начала ходить в дом пионеров, располагавшийся в особняке у озера. Там девочка начала готовиться к первому своему смотру художественной самодеятельности.

- Мама научила меня читать стихотворение Маяковского «Кем быть» не просто так, а с жестами. Для людей это было, наверное, странно, но я была очень раскованным ребенком и такой белой вороной. А мои одноклассники были немного диковатыми, и я специально для них даже танец поставила, русскую «Барыню», чтобы их как-то растормошить. Пять пар мне удалось собрать, и мы выступали даже на сборе дружины в первой школе.

Детство у одноклассников Эльвиры тоже было суровым. Двое, мальчик и девочка, даже были на фронте и ходили с медалями.

В октябре 1947 года Эльвира заняла на городском смотре первое место. А когда ее отправили в Калининград, она и там заняла первые места по танцам и по чтению стихов, получив в подарок 40 книг. Две книги, Пушкина и Толстого до сих пор стоят на ее книжной полке.

Арест и тюрьма

Успехи Эльвиры в школе и на сцене дома пионеров и дальше шли в гору, семья отпраздновала в новой квартире новый 1948-й год. Была елка, снова было весело, хоть и голодно. Но в марте Эльвира стала замечать, что ее мама, обычно жизнерадостная, несколько дней ходила с красными от слез глазами.

- Однажды нам постучали в двери, и зашел папа, - с дрожью в голосе рассказывает Эльвира Борисовна. – Он был обрит налысо, а рядом с ним были два милиционера. Папа мне сказал: «Ты не расстраивайся, это недоразумение». Я подбежала к милиционерам и спрашиваю: «За что вы папу забрали?» Но они молча стали отворачиваться, а потом принялись ходить по квартире и искать чего-то особенного и богатого. Но ничего не было. Во время войны папа привез маме скатерть и туфли из Монголии, но туфли мы обменяли на мешок мороженой картошки, а скатерть тоже ушла на обмен. Остался только маленький настенный коврик, полтора на метр где-то, но настоящий, монгольский. Милиционеры его сняли и унесли и папу с собой забрали. Больше у нас ничего не было: только страшная немецкая люстра.

К тому моменту Мария Петровна работала в газете «Большевик», а ее голосом заговорило местное радио. Но после ареста мужа ей пришлось уйти из редакции.

- Мама долго искала работу, она никак не могла подумать, что такое могло произойти с ее мужем, с честнейшим человеком. Но люди, которые оговорили папу, видимо, завидовали нашей семье за то, что мы так весело живем. Помню, что мама надевала папин ватник, засовывала руки в карманы и плакала дни напролет. Но потом мы с ней договорились, что плакать не будем, а будем продолжать жить дальше и надеяться на хорошее.

Несколько раз Эльвира с мамой ездили в тюрьму к Борису Зебаху в Гвардейск. Он каждый раз говорил, чтобы семья не волновалась, и обещал, что его выпустят, как только поймут, что произошло недоразумение. Борис Оттович не унывал и даже успел организовать в тюрьме шахматный клуб. Правда, выпустили его нескоро.

- Папу из Гвардейска отправили в Калач, где он строил Волго-Донской канал. Он продолжал воспитывать меня через письма, и эти письма я до сих пор храню. А мама устроилась сначала в леспромхоз, где она проработала с 1948 по 1949 год. Был даже случай, когда она на работе встретила «лесных братьев». Но когда она рассказала им свою историю, они не стали ее убивать. Потом мама перешла в отдел кадров артели «Победа», где тогда начали производить лампы, абажуры, зеркала и прочие вещи. Позже эта артель стала ковровой фабрикой.

Письмо Сталину и освобождение

В январе 1949 года Эльвира написала Сталину письмо с просьбой разобраться в деле отца. В этом письме она рассказала всю историю семьи. Но ответа не было, и отец не возвращался. На продолжение учебы в школе денег уже не было (с 1940 года была введена плата за обучение с 8-го класса), и девушка поступила в педучилище. И когда она училась на втором курсе, отца, наконец, выпустили, пересмотрев его дело.

Больше семью никто не разлучал. Борис Оттович сначала устроился на Советский целлюлозно-бумажный завод рабочим, потом быстро стал мастером, начальником цеха и, в конце концов, замом директора по строительству.

Эльвира Зебах в июне 1960 года получила диплом Московского пединститута и в августе познакомилась с будущим мужем Вячеславом Мачехиным. В феврале 1961 года они отпраздновали свадьбу и перебрались на Дальний Восток, из которого вернулись в Советск лишь в 1974 году. Тут Эльвира Борисовна работала сначала в детском саду, а потом в школе.

С цветами - Эльвира Зебах после поступления в институт. Справа – родители и сестра Ида. Фото сделано в 1956 году.

С цветами - Эльвира Зебах после поступления в институт. Справа – родители и сестра Ида. Фото сделано в 1956 году.

Фото: семейный архив.

Наша героиня и сегодня ведет довольно активную жизнь: поет в хоре, играет в спектаклях, ведет концертные вечера.