Чужие звезды нам не светят

Гость – кинокритик, актер, создатель и продюсер кинофестиваля «Кинотавр» Марк Рудинштейн. Ведущие – Елена Ханга и Александр Нечаев.

Ханга:

– Не так давно в интернете появился список Стивена Спилберга. Это 206 фильмов, которые он настоятельно рекомендует посмотреть, если вы мечтаете поработать с ним или поработать в его команде. Любопытно, что всего один фильм Спилберга вошел в этот список и всего два советских фильма. Это фильм «Броненосец Потемкин», конечно, и «Поезд беглец», который снял Кончаловский, но с американскими актерами и был он снят в США. Я задумалась о том, почему так мало наших фильмов преуспели на западе и, в частности, в Голливуде. И почему наши отечественные актеры не могут сделать карьеру в Голливуде? Когда я говорю, что не могут сделать, я не имею в виду, что наши актеры не снимаются, очень многие снимаются. Но популярность и успех, и вклад, который они делают в нашей стране, просто несравнимо больше, чем то, что они завоевали на западе. И поговорить на эту тему я пригласила Марка Григорьевича Рудинштейна. Помимо того, что он создатель кинофестиваля «Кинотавр», помимо того, что он продюсер, он лауреат премии Феллини. На ваш взгляд, Марк Григорьевич, какие основные причины, почему наши актеры не могут состояться в Голливуде?

Рудинштейн:

– Во-первых, список Спилберга или Шиндлера, который он когда-то сделал, это не является аксиомой. При всем уважении к Спилбергу, это коммерческий режиссер и его список, если в нем всего два российских фильма (я не люблю говорить советских), это не факт того, что… Это вкус Спилберга. Потому что я знаю другой список, там довольно серьезная часть картин, которая… И тем не менее, надо честно себе признаться, что мы 70 лет были вне культурного контекста кинематографа. Мы крутились в своей стране. Получить премию «Оскар» за фильм ни Меньшов, ни Алентова не могли выехать. За них получали. Они даже иногда и не знали, что за них получали призы. Поэтому говорить о том, что наши актеры могли бы участвовать, или задавать вопрос, почему их там нет…

Ханга:

– Ну, мы не говорим о таком далеком прошлом. Но вот уже 20 лет назад пали оковы, 20 лет назад уже наши актеры могли выезжать, не меняя гражданства, не отказываясь от профессии в нашей стране, и вполне себе преуспевать.

Нечаев:

– Они это делали, собственно.

Ханга:

– Да, делали, но не с таким успехом, как у нас.

Нечаев:

– Так вот, почему те, кто уехал уже после падения Советского Союза, они не снискали каких-то лавров особенных?

Рудинштейн:

– 20 лет это не срок. Поколение актеров, которые начали выезжать туда, это люди уже тоже 40-летние, и они тоже прожили очень большую часть в закрытом обществе. Не имея возможности даже прикоснуться к площадкам Голливуда.

Ханга:

– Давайте вспомним Бриннера Юла, который очень популярен был…

Рудинштейн:

– Давайте Сталлоне вспомним. Его бабушка из Одессы была.

Ханга:

– Нет, если мы начнем вспоминать людей, которых можно назвать – это Джуди Гарлен, Гэри Гран, Леонардо ди Каприо, Кирк Дуглас, Дэвид Духовны. И, наконец, Тони Кертис и Харрисон Форд. Это красавцы мужчины.

Рудинштейн:

– Это сколько лет назад, Лена.

Ханга:

– Ну, хорошо, они уже рождены там. Ну а сейчас же уезжают. И молодые.

Нечаев:

– Я вспомнил сейчас один положительный пример. Девушка из постсоветского пространства, которая уехала и стала звездой. Это Ольга Куриленко, которая «девушка Бонда». У нее вполне удачно сейчас складывается карьера, она снимается в зарубежных фильмах. Правда, не в голливудских, а во французских, но у нее есть одна роль, которая сделала ее звездой…

Ханга:

– Ну, прямо скажем, это фильм, обреченный на успех. И к этому фильму очень много вопросов… Вот сейчас Маргарита Ливиева, которую пригласили сыграть роль подруги Джеймса Бонда…

Рудинштейн:

– Это мало относится к актерству. Они попадают в проект, который обречен на успех.

Нечаев:

– Простите, а, по-моему, беда наших актеров, которые уезжают за рубеж и снимаются в зарубежных фильмах, в том, что их агенты неправильно выбирают проекты. Главное – сняться в нескольких хитах подряд. Вспомните Наталью Негоду, которая уехала на волне популярности из России уже тогда. А сейчас Наталья вернулась в Россию и снялась в малозаметном фильме «Бубен, барабан», который посмотрело два с половиной человека…

Рудинштейн:

– Я, кстати, считаю, что это одна из лучших ее ролей.

Нечаев:

– Да, но фильм-то малозаметный.

Рудинштейн:

– Ну, малозаметный – это уже второй вопрос. Тогда нам надо разговаривать – почему нет проката и все остальное…

Ханга:

– Тогда я вам хочу задать вопрос. Такой актер, как Джеки Чан, такой губернатор прямо скажем, как Шварценеггер, вот этот Бандерас и еще какие-то актеры, их не так много, согласна…

Рудинштейн:

– Джеки Чану не мешает языковой барьер.

Нечаев:

– Так Шварценеггеру тоже, в общем, не особенно.

Ханга:

– Да, «Алл би бэк» тоже, знаете, надо уметь сказать… Но он нашел свою нишу. А наши ребята, как вот Невский, он тоже поехал туда не Шекспира играть, да.

Рудинштейн:

– И вы что, думаете, там у него успех большой?

Нечаев:

– Его затылок мелькнул в фильме «София» Копполы, который в Венеции победил. Он этим очень гордится.

Рудишнштейн:

– Я говорю, есть два пока аспекта. Я говорю о том, что прошло 20 лет – это такой мизерный срок для входа в цивилизацию… Это надо, чтобы у детей Машкова родился сегодня ребенок, чтобы он прожил какую-то часть жизни и вот тогда мы можем говорить, что прошло время. Потому что все, что сегодня кое-как снимается в Голливуде, это все пока еще из Советского Союза.

Нечаев:

– Марк Григорьевич, а вам не кажется, что еще одна проблема в том, что у нас основная масса актеров выпускники театральных вузов, а не ВГИКа? И они в кино пытаются докричаться до 17-го ряда.

Рудинштейн:

– Ну, есть такой, конечно, момент. Но вы понимаете, ведь Америка тоже не богата театральными… у них больше создаются курсы какие-то, киношколы создаются. А то, что у нас проходят хорошую актерскую школу, честно, на мой взгляд, при всем уважении к Голливуду и к великим их актерам, я считаю, что наша актерская школа сильнее.

Нечаев:

– А почему мы тогда не видим наших звезд отечественных молодых? Хотя бы здесь?

Рудинштейн:

– Здесь мы их видим. Вот если есть в поколении хотя бы пять-шесть актеров, на которых сегодня у нас в стране все-таки ходят, это уже нормально. Ведь мы и в Голливуде не перечислим… десяти пальцев хватит, чтобы сказать, что вот школа молодых звезд сегодня в Голливуде. А стариков… Ну, на десятке и остановимся. Это ведь штучный товар. И плакать о том, что у нас их нет, неправильно. У нас есть блестящие актеры, не уступающие американским. У нас и деньги есть, вот что обидно. Я имею в виду денег для того, чтобы сделать их мировыми звездами.

Ханга:

– То есть, опять пиар, да?

Рудинштейн:

– Да. Ведь здесь большая разница, когда в картину вкладывается 30 миллионов на раскрутку, или в актера там. И когда от оставшихся 15 миллионов 500 тысяч остается на рекламу для того, чтобы выпустить картину.

Ханга:

– Согласна, это трудно раскрутить фильм. Но если мы говорим об актере. Вот вы сказали языковой барьер. А что, так трудно выучить? Ведь это люди с музыкальным слухом, правильно?

Рудинштейн:

– Но акцент. Вот даже Олег Иванович Янковский играл полгода на французском языке спектакли. И он рассказывал со смехом, что вот он заучил на французском это, но, как только закончились гастроли, он ни одного слова не понимал, что он говорил. Это механическое запоминание. А когда ты хочешь стать действующим на площадке, я имею в виду, действующим с точки зрения интонации, менталитета, ведь даже язык английский и американский отличаются друг от друга. Это надо родиться, надо выжить. Я не вижу особой, теперь, когда границы открыты и совместных производств стало больше, то вот сегодняшнюю проблему, которую мы решаем, поверьте мне, если мы через 10 лет здесь встретимся, то она будет уже гораздо меньше. Потому что то, что мы открылись, а ведь мы открывались очень тяжело. Мы говорим 20 лет. А 10 лет беспредел был, никто к нам сюда не шел. Нам только хотели сбыть ненужную продукцию американскую, понимаете, работать с нами никто не хотел. Вот только сейчас, когда появились, плохо это или хорошо, олигархи, которые дают деньги на совместные постановки, и когда этот опыт набирается, мы можем сказать, что сегодня, через 10 лет, я уверен, что вопрос, который мы сегодня обсуждаем, будет смягчен. Но надо еще учитывать менталитет американцев.

Нечаев:

– Через десять лет, получается, будут русские актеры успешны в Голливуде?

Рудинштейн:

– Мир сегодня все время дерется за рынки. Он скоро додерется до того, что погибнет весь мир. Сегодня проблема не нефти и газа, а проблема, как выжить всем. Запомните вот эту фразу – как выжить всем – заставит вместе делать кино, добывать нефть, вообще жить вместе. И это, при открытости сегодня наших границ и всего остального, через определенное количество лет, обучения – у нас же не было школ нормальных с изучением языка… Сегодня этого много, даже не в самых богатых школах, в обычных школах, мой ребенок учится в обычной школе, хорошо изучает язык, свободно, сегодня ездит, разговаривает. И так будут все. И вот эта возможность свободно ездить по миру, общаться, чувствовать друг друга, скоро снимет эту проблему. Другой вопрос – снимется ли так, как американцы защищают свой кинорынок, этого не делает никто. Они просто не пускают.

Нечаев:

– Ну, начнем с того, что массовая публика не очень любит смотреть иностранное кино и иностранных актеров. У них есть культ своих звезд.

Ханга:

– Там есть кинотеатры для любителей зарубежного кино.

Нечаев:

– Да, и в них ходят три человека. Но, если мы говорим про массовую публику, а мы же говорим все-таки про популярность, а не про съемки в артхаусных маленьких скромных фильмах, то для того, чтобы стать популярным актером в Штатах, нужно работать буквально с детства. Леонардо ди Каприо играл, простите, в Санта Барбаре, когда был маленьким. Взрослому русскому актеру, который приехал покорять Голливуд, условно говоря, ему без этой базы сложно. Потому что сначала ты должен доказать всем что-то. Обычно кто уезжает из России? Уже заслуженные, когда вроде как потолок здесь достигнут, да?

Рудинштейн:

– Когда я начинал делать фестиваль, когда я привозил первых звезд – Ван Дамма, Депардье, и они выходили на дорожку, я специально ставил человека, вот, знаете, как снимают аплодисменты, зашкаливают звук. Так вот, когда по дорожке шла или Нонна Мордюкова, или Олег Янковский, или наши все, шквал аплодисментов был гораздо больше, чем когда шел Чак Норрис.

Нечаев:

– Нет, а в этом мы похожи с американцами. Мы зациклены на себе.

Рудинштейн:

– Ведь мы ж не меньше Америки по количеству народа, по территории. Если б мы не упустили в начале 90-х свой кинематограф, мы б сегодня разговаривали о двух могучих кинематографических державах. Правда, это еще при условии, если бы мы не были 70 лет закрытыми. Такая громадная страна, целый Клондайк для показа фильмов. Но мы совершили преступление в этой области, мы просто продали, забили свой кинопрокат физически, ногами, преступлениями, убийствами. Мы убивали директоров кинотеатров, которые в начале 90-х годов хотели показывать наше кино. У меня было 70 кинотеатров. Не во владении, а там, где я крутил «Интердевочку», «Супермена» и еще 10 фильмов, которые были сделаны на мои деньги. И был момент, когда мы хорошо зарабатывали. Я на эти деньги потом снял еще кино. Но пришел цветочный король Москвы, который снял потом «Князя Серебряного»…

Нечаев:

– Что-то вы как-то очень прозрачно намекнули…

Рудинштейн:

– Да, очень прозрачно намекнул. Пришел, и купил, даже не купил, а американцы же нам бесплатно отдали вот это кино Б-класса, которое они в Африку отдавали. Для того, чтобы подсадить нас на иглу американского кино.

Ханга:

– Наркотик, вы думаете?

Рудинштейн:

– Просто бесплатно отдали. Это было колоссальное количество фильмов. Помните, образовалось «ТИС-кино». Кто был там руководителями? Бывший министр кино Ермаш, Сизов и еще один министр наш. Они были у него замами, они организовали непрокатную организацию, которая приходила в кинотеатры и, если там стояла «Интердевочка», директору били морду или просто убивали… Вот в Новосибирске, где мы там крутили свои фильмы, просто убивали директора, если он не соглашался крутить вот это третьеразрядное кино. Это была самая настоящая война с нашим кинематографом. И все, вытолкнули.

Нечаев:

– Но сейчас-то эти времена закончились?

Рудинштейн:

– Времена закончились, но вы ж понимаете, что происходит, ну, что я буду рассказывать, я уже устал об этом говорить… Мы же, покупая американское кино, нам дают одну хорошую картину, а в прицеп пять плохих. И мы их все обязаны показать.

Ханга:

– Хорошо, мы сейчас поговорим об этом, но прежде, поскольку мы говорили о судьбе российских или отечественных актеров в Голливуде, я бы хотела дать вам послушать небольшой синхрон с Олегом Борисовичем Видовым.

Видов:

– Я могу сказать, что, если молодые ребята приезжают сюда, то у них есть шанс. Но, в принципе, у хороших актеров тоже, наверное, есть. В принципе, у всех есть шанс. Только здесь роли довольно примитивные русских. А с точки зрения того, что, ну, приезжаешь в другую страну, на другую планету, то, конечно, надо выучить язык. Конечно, надо научиться взаимодействовать с этим миром совершенно по-другому. Ну, много другого. Из одной страны в другую – это всегда тяжело. И всем тяжело. Даже тем, которые здесь живут, тоже тяжело. То есть, иногда люди получают роли, но в принципе, это сложно. Я думаю, что есть люди, которые выучивают языки совершенно гениально. Все зависит от того, насколько человек хочет. Вот если он хочет, если он действительно работает над этим, то, думаю, что преград ни у какого человека нет. Не существует. И желаю тем, кто хочет пробиваться в этом мире, так пробивайтесь, ребята. Как говорится, главное, чтобы дойти до цели. Если кому-то нужен совет, то звоните мне. Обнимаю, целую, люблю. До свидания, всего хорошего.

Ханга:

– Давайте поговорим, какие фильмы все-таки преуспели на западе. И речь идет не только о Голливуде, ну а вообще… Каннский фестиваль может быть, да.

Нечаев:

– Если мы говорим о современной российской продукции ,это фестивальный успех, конечно. То есть, последний успех – это фильм «Овсянки» Алексея Федорченко, который получил хорошую критику в Венеции. Звягинцев популярен на западе, да. То есть, от России ждут все так же продолжения традиций Тарковского. Для меня это немного такой тревожный момент.

Рудинштейн:

– Мне не кажется. Потому что, во-первых, на Тарковском паразитируют, потому что это один из немногих режиссеров, который сумел вырваться на запад и снять там несколько картин. Две картины снять. Но вы забываете, что первую картину раньше показали на западе, а потом уже преступным путем мы показывали ее в Москве. Я имею в виду «Андрея Рублева». Поэтому все-таки не две, а начался он на западе с «Андрея Рублева». И первый показ состоялся во Франции. Поэтому, будем говорить, что человек уехал за границу и сделал несколько хороших, талантливых картин. И, конечно, теперь нас оттуда меряют по Тарковскому. Во-вторых, все наши сегодняшние ведущие режиссеры, кроме Германа, который все-таки индивидуален в своем творчестве, и Сокуров часто даже, делая свое кино, говорит, что он болеет Тарковским. Повторю, знаете, когда Никита Сергеевич сделал свой первый фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих» и наворовал от Антониони, от Феллини, от всех по кусочку, его спросили – вам не стыдно? Он говорит, а почему стыдно, я, что, у плохих режиссеров воровал? Аргумент. Поэтому, повторяю, если говорить о прокате, то я вам должен сказать, что и сокуровский фильм собрал 5,5 миллионов при показе его за рубежом.

Нечаев:

– «Русский ковчег» вы имеете в виду?

Рудинштейн:

– Да. То есть, то, за что нас любят, не стыдно. Вот именно этим и надо гордиться.

Нечаев:

– Тогда давайте уж будем гордиться «Ночным дозором», который хорошо прошел в Штатах.

Рудинштейн:

– «Ночным позором» – давайте так договоримся.

Нечаев:

– Нет, но он хорошо прошел в Штатах.

Рудинштейн:

– Ну, я просто вам говорю, что у нас есть одна проблема. У нас либо талантливое кино, либо плохое, будем так говорить. А вот того, что, как у американцев, вот этой средней прослойки, хорошего профессионального кино, на котором, в принципе, американцы и делают деньги, нету. Потому что эта дырка образовалась, потому что у нас вообще вся пирамида киношная, она сегодня состоит из первого этажа и из пятого. А посередине она все время готова рухнуть. Когда мы в 94-95-м уже думали – вот подъем начинается, люди пошли в кино, оказалось, что домик не построен, нет единого билета, нет льгот.

Ханга:

– Один мой приятель говорит – у нас есть высшее образование без среднего.

Рудинштейн:

– Совершенно точно. Вот на сегодняшний день, если обозначить проблему, то все время, знаете, вот когда я первые годы ругался с журналистами, когда они все время спрашивали – куда делось отечественное кино, куда делось отечественное кино? Я им говорил – не плачьте, вы лучше рассказывайте, где оно есть. В Америке, если бы в одном кинотеатре шел только их американский фильм, они бы кричали о победах Голливуда. У нас умеют только плакать и вдалбливать в землю то, что есть. Вот умение поливать цветочек, взращивать его – в стране этого нет. И поэтому, когда кажется, что вот-вот цветочек потянулся, потянулся, кто-то своей ногой мафиозной или преступной раздавит его. А потом все опять кричат – куда делось кино?

Нечаев:

– Ну, вот если говорить про такое срединное кино – вы имеете в виду жанровое, очевидно?

Рудинштейн:

– Жанровое. У нас слабо с этой частью. Потому что 70 лет у нас было кино построено на… знаете, мы не умели рассказывать истории… У нас должна была быть агитка. Она работает на заводе, он секретарь парткома, они любят друг друга, в это время станки дают стопроцентный план…

Нечаев:

– А параллельно этому существовало такое жанровое кино, как, например, кино Гайдая, кино Рязанова.

Рудинштейн:

– Так я и говорю, что, если б мы в 91-м вот этому кино дали деньги, рекламу и все остальное, то кино Гайдая, Данелия, да я назову вам еще пяток режиссеров – Прошкина… да больше назову…

Ханга:

– А эти фильмы переводятся?

Нечаев:

– Гайдая показывают по американскому телевидению, они любят его.

Рудинштейн:

– Как комикс. Американцы ж наш юмор не понимают, им надо больше вот этого движения…

Ханга:

– Хорошо, но вот Гайдай, особенно там фильмы всеми нами любимые, это же очень советские фильмы. Вот насколько можно перевести этот юмора?

Рудинштейн:

– Они не были очень советскими. Леночка, вообще большое заблуждение, что был советский кинематограф. Вот сейчас он на меня набросится, а я скажу, что нет американской культуры. Вы знаете почему? Американская культура – это субкультура. А в Америку со всего мира 200 лет назад съехались все люди. И вот этот плавильный котел создал такую культуру, что каждый, из Одессы, из Парижа, из Лондона, видит там что-то свое. И в принципе, настоящее кино все-таки на генном уровне. Я вот произношу, а надо мной смеются. Я говорю, что нет американского кино, есть французское, индийское, русское…

Ханга:

– Конечно, если мы смотрим «Крестный отец», мы каждый раз думаем об итальянской мафии, тем не менее, это глубоко американский фильм.

Рудинштейн:

– Я думаю, что американцы высасывают со всего мира вот эти гены, которые дают людям…Так давайте соберемся в другом месте и создадим новый кинематограф. Соберем лучших и создадим. Я просто говорю, что вообще культура имеет генные основы.

Ханга:

– Какая генная основа в американском кино?

Рудинштейн:

– Вот нет. Потому что нету коренных американцев.

Ханга:

– А, может быть, поэтому эти фильмы и пользуются таким успехом за рубежом? Я как-то шла по Сицилии, что ли, в какой-то дыре шла, и окна были открыты. И оттуда, из всех практически окон доносилось ток-шоу Опри Уинфред. Вот, казалось бы, почему им так близка эта телеведущая?..

Рудинштейн:

– Леночка, ты просто шла мимо тех окон… Это не так страшно.

Ханга:

– Хорошо, значит, мы договариваемся с Марком Григорьевичем собраться в другом месте и собрать все лучшее, что есть в нашей стране, все лучшее, что есть в нашем кинематографе, можно собрать воедино и выставить против многонациональной Америки. И через 20 лет здесь будет город-сад.

Рудинштейн:

– Нет, город-сад не будет, но будет наш Россивуд.

Ханга:

– Да, все, это вам обещал Марк Григорьевич Рудинштейн.

Рудинштейн:

– Меня тогда не будет, за свои слова я уже не отвечу.