Премия Рунета-2020
Москва
+12°
Boom metrics

Ольга Дыховичная: «Кино - это единственный паровоз, который перевозит культуру из прошлого в будущее»

Известная актриса – об искусстве, обращенном либо к голове, либо к телу, и о том, что православие – это Достоевский
Ольга Дыховичная – актриса, режиссер, продюсер фестиваля «Завтра»

Ольга Дыховичная – актриса, режиссер, продюсер фестиваля «Завтра»

Фото: Евгения ГУСЕВА

В эфире телерадиоканала КП актриса и режиссер Ольга Дыховичная объясняет ведущему Арташесу Антоняну, почему в России мальчикам выжить очень сложно.

Антонян:

- Сегодня у нас в гостях актриса и режиссер Ольга Дыховичная. Ольга, к чему все же вы больше склоняетесь?

Дыховичная:

- Больше я сейчас склоняюсь к тому, что я продюсер. Так сложилось, что я продюсирую фестиваль Tomorrow, который называется по-русски «Завтра». Это фестиваль нового кино, который пройдет уже шестой раз в октябре в Москве.

Антонян:

- Вы шестой раз им занимаетесь?

Дыховичная:

- Нет, это будет уже третий фестиваль, которым непосредственно я занимаюсь, внедряясь в каждую деталь процесса. И также я спродюсировала фильм «Портрет в сумерках», по поводу которого я была уже у вас в программе. И сейчас мы запустимся, дай бог, с новым проектом, который будет таким же, что называется, партизанским методом сделан – это за маленькие деньги с определенным количеством энтузиастов, который я тоже буду продюсировать.

Антонян:

- Все же, хотелось бы разобраться. Актриса, продюсер, режиссер – что вам больше всего нравится?

Дыховичная:

- Я думаю, что такое деление на профессии – это уже вчерашний день. Потому что в связи с тем, что технологии становятся все более доступными, а кино становится все более возможным в плане денег и бюджета, то люди вынуждены совмещать в себе много специальностей. И это нормально. Потому что уже нет такой четкой градации на специализации. Что такое продюсер? Это человек, который своим энтузиазмом привлекает команду и дает старт процессу. Мне повезло, что я могу как-то себя определять в разных категориях.

Антонян:

- Вот это лавирование – оно привлекает?

Дыховичная:

- Таких людей много на самом деле. Это, мне кажется, сейчас более распространенный случай.

Антонян:

- По сути, это слова-синонимы получаются – актриса, режиссер, продюсер, сценарист.

Дыховичная:

- Если вы работаете в независимом кинематографе, то вы вынуждены в себе совмещать еще ряд специализаций. Так же, например, как режиссер Ангелина Никонова, с кем мы делаем и фестиваль, и новые проекты, и вот проект «Портрет в сумерках», она в себе совмещает, мне кажется, еще больше ролей.

Антонян:

- Сама ваша героиня – режиссер фильма «Портрет в сумерках» - она в Америке жила последние годы, да?

Дыховичная:

- Нет, она просто получила образование в Америке и приехала с этим образованием работать в Россию. И это случилось давно.

Антонян:

- А родом она из Ростова-на-Дону?

Дыховичная:

- Да. На самом деле, это просто такой некий город N в России, да.

Антонян:

- Что-нибудь готовите такое же шумное, интересное, артхаусное, как «Портрет в сумерках»?

Дыховичная:

- Слово «артхаус», мне кажется, тоже такое чуть-чуть отпугивающее.

Антонян:

- Оно подходит для вашего фильма или нет?

Дыховичная:

- Смотря как вы его расшифровываете.

Антонян:

- Ну, в том понятии, в котором оно закрепилось, это как раз те самые фильмы, которые, быть может, не на широком экране ты увидишь, но они почему-то вызывают особый интерес.

Дыховичная:

- Ну, сейчас вообще какая-то, видите, градация тоже кино пошла очень жесткая – мейнстрим и артхаус. Я бы определила это кино, которое действительно мейнстрим кино, которое тебя, по сути, развлекает и кино, которое заставляет чувствовать, думать, сопереживать. То есть, некий такой спектр чувств, которые раньше давала литература, когда ты вместе с героем сопереживаешь, сочувствуешь, что-то про себя понимаешь. Наверное, это и есть определение слова «артхаус».

Антонян:

- Ваш фильм местами достаточно жесткий, есть сцены, которые, так скажем, заставляют поежиться… Таким и должно быть современное кино? Максимально близким к жизни, к правде?

Дыховичная:

- Оно должно быть разным. Когда на примере нашего фильма пытаются как-то огульно назвать это все артхаусом. И артхаус должен быть разным. Это должно быть кино, иногда обращенное к таким экстремальным чувствам, что ты понимаешь границы человека, ты понимаешь, что человек – это не только существо, которое спускается в метро, выходит из метро и садится за письменный стол и целый день сидит на телефоне. Человек – это настолько большой опыт переживания человека, что кино должно отражать разные эти опыты. Конечно, кино должно быть веселым. Должно быть кино, которое веселит, радует, иронизирует. Искусство – это, такой инструмент… По сути, медицина тоже не останавливается ведь только на «ухо, горло, нос», - есть люди, которые занимаются костями, кровью. Также исследует человека и искусство. Какое-то искусство обращено только к голове, а какое-то искусство обращено только к сердцу.

Антонян:

- Вы много посвящаете своего времени документальному кино.

Дыховичная:

- Это, скорее, было чуть-чуть позади меня, но я надеюсь, что еще возникнет момент, когда я смогу погрузиться в такое исследование жизни.

Антонян:

- Ну, вы отдавали предпочтение документальному фильму, потому что это вас действительно интересовало, либо это были те предложения, которые вы реализовывали?

Дыховичная:

- Это, конечно, меня очень интересовало. И, порой, для человека, который выбрал жизнь в Москве, документальное кино и документальная журналистика – это иногда единственный способ вообще поездить по стране и понять, о чем думают люди, как они живут, какие ценности в России.

Антонян:

- Ну, мы сейчас не будем, наверное, говорить о фильме «Портрет в сумерках»…

Дыховичная:

- Я уже говорила по поводу этого фильма, в котором я принимала участие…

Антонян:

- А почему вы так уменьшаете? По поводу фильма, в котором я принимала участие…

Дыховичная:

- Потому что любой состоявшийся такой акт искусства – он всегда принадлежит непосредственно человеку, за которым последнее слово и последняя ответственность. И, конечно же, фильмы принадлежат режиссерам. Это фильм Ангелины Никоновой, в котором я была счастлива принять участие.

Антонян:

- В таком случае, как у участницы этого проекта хочу поинтересоваться – а как вы относитесь к мести? В этом фильме слово «месть» присутствует и оно ни в коем разе не завуалировано, а достаточно на поверхности…

Дыховичная:

- Если говорить о фильме «Портрет в сумерках», то я могу сказать, что это, скорее, сказка. Потому что героиня принимает решение отомстить совершенно нетривиальным способом своему обидчику. Она принимает решение отомстить ему не лишив его жизни…

Антонян:

- А просто заставив мучиться?

Дыховичная:

- Нет. Условно, она убивает его не физически… Там есть сцена, когда она принимает решение, по какому сценарию идти и по какому сценарию мстить… Она его не физически убивает, а она убивает вот это зло внутри него. И в конце фильма мы видим, что действительно монстр повержен. Поэтому это сказка. Такое в жизни редко случается.

Антонян:

- А если сейчас все же о жизни говорить, как Ольга относится к мести?

Дыховичная:

- На фоне того, что происходит в такой социальной жизни, в которую я эмоционально очень вовлечена, особенно то, что происходит с группой «Pussy Riot» и я воспринимаю происходящее – ну, это мое ощущение – как действительно несоразмерное наказание, несоразмерная месть системы…

Антонян:

- Вот хотелось бы отдельно о «Pussy Riot» поговорить, но, раз уж перепрыгнули, мы к мести еще вернемся. Вы были в числе тех, кто подписал заявление там или петицию… Там было огромное количество выдающихся людей искусства – ну, достаточное для того, чтобы, как минимум, обратить внимание… Почему вы так ратуете…

Дыховичная:

- А вы считаете, что письмо обратило внимание?

Антонян:

- Ну, отклик был. Хорошо, а почему оно не обратило внимание на себя, как вы считаете? Вот было очередное заседание и им еще продлена мера пресечения оставаться под стражей. Почему так происходит?

Дыховичная:

- Мне кажется, сейчас государство выбрало какие-то свои приоритеты, на кого действительно опираться и кого называть гражданами своей страны. И мне действительно больно и обидно, что, как система, государство не рассматривает меня, как творческую единицу. Человека, который действительно любит свою родину… То есть, люди, которые выходили на площадь, люди, которые подписали это письмо, - это как будто бы звук в никуда. И мне действительно от этого больно. Потому что я люблю свою страну. А сейчас стоит какой-то странный выбор. Если ты любишь свою страну, то, как минимум, нужно – отрастить бороду, напиться квасу и заквасить капусточки на зиму. Почему-то это некий образ патриота. Ну, такой квасной патриотизм… Я согласна, что есть люди, которые, наверное, иногда слишком жестко говорят о системе, о России, о прошлом и настоящем и, возможно, о будущем. Но, тем не менее, страшно осознавать, что сто лет назад Салтыков-Щедрин сказал, что, если бы я заснул сегодня, а проснулся через сто лет, что бы я увидел? – я бы увидел, как Россия пьет и ворует. Это сказано было в середине 19 века.

Антонян:

- Ну, это можно было сказать и два века назад. И примерно то же самое было…

Дыховичная:

- Так и страшно, что прошло уже больше ста лет. И когда человек просто осознает – я себя отношу к людям, которым все те как бы грехи вообще странны, все это есть, во мне тоже есть и лень, во мне тоже есть желание жить одним днем, во мне тоже есть желание такое надеть шоры и очень многое отсекать. Потому что в России по-другому невозможно - ты живешь в таком тональном зрении. Иногда ты хочешь чуть-чуть расширить и попадают какие-то такие… Кстати, где инвалиды в городе Москве? Нет инвалидов. Потому что мы хотим их не замечать… Даже когда ты с друзьями о чем-то говоришь, вот какой-либо пафосный разговор неудобен даже в компании. Но я очень рада, что среди моих друзей, почти каждый человек, так или иначе занимается гуманитарной помощью. По мере своих сил. Это люди, которые точечно идут и помогают. Не афишируя это. То есть, это стало нормой среди моего круга людей. И, тем не менее, все равно, для того, чтобы жить в России, ты вынужден надевать на себя эти шоры. Потому что другого не вынести. Потому что действительно не вынести этого масштаба коррупции, не вынести, когда ты читаешь, что ревизор полиции в Петербурге был пойман за взятку в 40 миллионов рублей. Я думаю – он был пойман, а, наверное, есть люди, которых не поймали… Для меня это несоразмерная цена взятки, которая несопоставима с той зарплатой, которую официально получает этот человек. То есть, ты не можешь переварить весь тот объем неуважения, который к тебе, как к гражданину, все время испытывает государство и система.

Антонян:

- А если эту правду показать, она подвергнется цензуре?

Дыховичная:

- Сейчас очень интересная цензура пошла. Ты как бы на самом деле можешь очень много делать, очень много писать в блогах, хотя удивительным образом, что и на этот вид такого самовыражения сейчас тоже постепенно накладывается вето и табу. Тебя действительно не пустят к большой аудитории. То есть, это сейчас вид цензуры. Тебя маргинально запихивают в какие-то небольшие ячейки – по сути, выпихивают опять всю социальную жизнь на кухню. И заставляют человека эзоповым языком изъясняться на ту тему, которая его беспокоит. Особенно с уголовной ответственностью за клевету, где норма клеветы тоже не определена, но где клевета, где мое мнение…

Антонян:

- Вы очень подкованы в современных тенденциях, которые в законотворчестве у нас присутствуют.

Дыховичная:

- Знаете, я была вообще достаточно более спокойным человеком еще год назад.

Антонян:

- А что вызвало в вас такую реакцию?

Дыховичная:

- Потому что появилось ощущение такого дружеского плеча. Когда люди встретились на площадях, то мы встретились не потому, что мы хотим резких и жестких перемен, а мы хотим быть допущенными к принятию решения, допущенными к возможности вообще что-то менять в стране. Люди встретились, потому что они единомышленники. И поэтому появилось такое ощущение, что ты не один. Единственное, что я испытываю сейчас в последнее время все больше и больше – это стыд. Когда я вижу ту несправедливость, которая применяется в судопроизводстве, когда я чувствую, что я абсолютно беспомощна что-либо изменить. И вот это жуткое чувство стыда и страха, который сейчас постепенно появляется, он снова возвращается, но в каком-то более ощутимом масштабе. В этом невыносимо жить.

Антонян:

- Ольга, вот когда-то Леонид Парфенов, когда уходил с НТВ, сказал – я хочу просто заниматься творчеством, я не хочу во всех ваших этих передрягах участвовать.

Дыховичная:

- Ну, он же участвует в этом.

Антонян:

- Спустя годы, он действительно принимает в этом участие, да. Но я говорю о том периоде, когда он хотел только творчеством заниматься. Собственно, вопрос такой – вы, как творческий человек, вот вы говорите, год назад что-то в вас изменилось и вы в социальной жизни все больше и больше ощущаете себя. Почему так?

Дыховичная:

- Мне кажется, что взросление – это нормально. Жизнь человека тоже состоит из понимания, кто ты есть. В какой-то момент приходит понимание, что ты, кроме того, что ты человек, женщина, жена – ты имеешь право быть гражданином. И тебя начинает волновать боль другого человека, тебе не близкого, не друга, где-то на большом расстоянии. И это часть взросления. Поэтому, если присмотреться к людям, которые стоят на площади, наполовину они состоят из 30-летних плюс. Потому что это люди, которые выросли в 90-е годы, попытались найти вот эту модель… Потому что сначала навязывалась модель деньги-счастье или успех-деньги-счастье. Разные модели навязывались…

Антонян:

- Как модель сейчас у нас доминирует? Деньги-деньги-деньги?

Дыховичная:

- То, что я вижу, происходит даже с какими-то людьми, от которых вообще никогда не ожидала такой социальной вовлеченности, я понимаю, что сейчас произошла такая смена ценностная, серьезная. Особенно это видно по интернет-жизни, которая действительно гораздо более сейчас эффективное отражение общества. Люди нуждаются в том, чтобы быть полезными друг другу. Это на уровне, мне кажется, какой-то базовой необходимости стало.

Антонян:

- А как же «интернет – большая помойка»?

Дыховичная:

- Ну, слава богу, та жизнь, которой я живу в интернете, она меня как раз заставляет думать сильно лучше и о моей стране, и о себе, прежде всего. Вы видите, какое фантастическое вот это волонтерское движение в Крымске? Это все возникает из-за того, когда один человек кидает клич там в Твиттере, в Фейсбуке, где-то еще…

Антонян:

- То есть, вы абсолютно социальный человек, у вас есть, я так понял, аккаунт во всех социальных сетях и вы ведете там активный образ жизни?

Дыховичная:

- Я стараюсь соответствовать той планке, которую я для себя ставлю. Но я понимаю, что я вообще песчинка в фантастическом каком-то душевном движении, которое сейчас с людьми происходит.

Антонян:

- А почему вы считаете, что «Pussy Riot» ни в чем не виноваты? Вернее, почему вы считаете, что их стоит отпустить? Это был вид искусства у девочек?

Дыховичная:

- Во-первых, тут нужно разделить отношение к той акции, которую они совершили в храме и к тем последующим действиям, которые были к ним применены, и к тому, что сейчас происходит. Вот сейчас для меня происходит абсолютный абсурд, который во мне вызывает, только что я не слышу, как трещат дрова. Мне кажется, что еще чуть-чуть и в этом пространстве должен появиться запах дыма, суд инквизиции и толпа должна скандировать «Распните их, распните!».

Антонян:

- Но это же вызвало действительно разделение на два лагеря, как минимум.

Дыховичная:

- И это очень опасно. Потому что теперь разделяют тех православных, которые поддерживают все то, что происходит с группой «Pussy Riot», и тех православных, которые требуют милости. Я отношу себя к православным, которые требуют милости. Мне кажется, что это одна из первостепеннейших задач церкви, которая сама прошла в ХХ веке через чудовищные страдания конкретных людей и вообще института церковного. И невозможно ни этот опыт пережить, не эксплицировать на какую-то современность. Церковь должна быть милостива. Мне бы хотелось услышать от людей, которые формулируют к православному миру отношение, по сути, это должен сделать Патриарх или кто-то близкий к патриарху, - сформулировать это отношение. И это отношение должно быть только милостивым.

Антонян:

- Вы не считаете, что они все же совершили хулиганский поступок?

Дыховичная:

- Наверное, они совершили некое хулиганство, которое в контексте нашей такой, достаточно ортодоксальной, консервативной культуры не готовы ни к каким антиклириканским проявлениям, потому что на западе современное искусство, мне кажется, изначально было построено на бунте против церкви, как института. И мы помним работу, которая была выставлена на Венецианском биеннале какое-то количество лет назад, - «убийство Папы Римского метеоритом». Безусловно, Ватикан был против, но художника Каталана не засадили никуда, не поставили перед всем католическим обществом, не кидали в него камни. Современное искусство должно провоцировать такие жесткие социальные догматы. По сути, вообще искусство для этого и создано. Это диалог между такими общественными… Что страшно? Что сначала закон принимается во благо. Дальше он становится догматичным и дальше он становится тем камнем, который не пропускает живую воду. И единственный инструмент вот этого диалога между вот теми жесткими законами, которые должны меняться, это искусство. Искусство все время провоцирует общество – это норма. Безусловно, в России искусство утратило…

Антонян:

- А оно играет вообще какую-то роль?

Дыховичная:

- Ну, к сожалению, пока нет.

Антонян:

- Мы снимаем фильмы, в которые вкладываем 50 миллионов долларов, а они не приносят никакую прибыль. Искусством ли можно это назвать?

Дыховичная:

- Нет, это не искусство.

Антонян:

- Вы сняли свою картину за 20 тысяч долларов, насколько я знаю…

Дыховичная:

- Да, я думаю, что КПД вложенных денег и полученного отклика, конечно, сильно больше, чем у картины, которая стоит миллионы долларов и которая никакого КПД, кроме обратных денег, не приносит.

Антонян:

- Вот можно вспомнить такие ленты, как «Код да Винчи» или «Страсти Христовы» - Ватикан был против этих лент, тем не менее, это не помешало…

Дыховичная:

- Можно вспомнить еще рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда».

Антонян:

- Да, на самом деле, такого много. Вопрос личный – а вы верите в Бога?

Дыховичная:

- Вы видите на мне крест?

Антонян:

- Да.

Дыховичная:

- И это мой ответ. Вопрос очень сложный… Я не увлекаюсь христианством, как очень многие люди, которые как раз сейчас встали лагерем «Распните их, распните» - это такие увлекающиеся христианством люди. Я верую по тем своим душевным возможностям, которые возможны. Я понимаю, что еще большой путь, и я вижу людей на этом пути, которые сильно дальше меня прошли по этому пути. То есть, для меня эти люди – пример. И для меня, наверное, христианство в большей степени содержится, мое православие – оно содержится и для меня, ну, воистину православные люди – это Федор Михайлович Достоевский и я там черпаю то, что, наверное, я пока не могу получить от церкви. Может быть, это мой путь в церковь. Потому что церковь такая, какая она есть.

Антонян:

- Основная задача человека искусства – он должен донести свое мировоззрение? Он должен донести какую-то актуальную проблему? Может быть, вы завтра снимете художественную ленту по поводу каких-нибудь девочек, которые поют в каком-нибудь храме? Это возможно? И что вы будете доносить? Свою точку зрения?

Дыховичная:

- То, что сейчас происходит, к сожалению, конечно, для судеб этих девушек это очень большая цена…

Антонян:

- Ну, они же хулиганки в общем-то сами по себе. Они нигилистки…

Дыховичная:

- Для хулиганства в той степени, в какой они совершили – это максимум 15 суток. Ну, можно отлучить этих девушек от церкви, если они верующие православные. Но какое отношение это имеет к тому, что сейчас им еще на полгода продлили арест? Я полагаю, что, может быть, действительно сейчас как-то светское государство перестраивается в такое догматическое православное государство и, наверное, очень скоро будет нормой для адвоката говорить о том, что обвиняемый связан с Сатаной. Но для меня это чудовищно! И я бы на самом деле попросила коллегию адвокатов проверить своего коллегу на возможность вообще оставаться в этой профессии. Потому что невозможно в светском законодательстве использовать такую терминологию, как мракобесие.

Я хочу в окончании этой темы сказать, что, наверное, самое важное было бы мне, как гражданину своей страны, сначала разобраться с историей. Сначала наказать тех, кто принимал участие в разрушении этого храма и сделать условно виртуальный суд над теми, кто разрушил в свое время этот храм. Об этом же вообще забывается. И это, в том числе, признанные герои советской истории – Молотов, Каганович. Почему мы не расставляем вот эти знаки «хорошо-плохо» в прошлом своей истории?

Антонян:

- То есть, то не защищаем церковь, а то, получается, что…

Дыховичная:

- Меня покорежило, когда я в первый раз узнала о том, что была такая хулиганская выходка совершена в храме, - мне это было не очень приятно как человеку, который, в принципе, понимает, что церковь – это некий символ. Можно по-разному относиться к церковной иерархии, к церковным чиновникам, но церковь – это некий символ, который для верующего человека что-то значит. И я согласна, что обществу, наверное, нужно было как-то проявить свое адекватное отношение к этому… А то, что сейчас происходит, - это абсолютная несправедливость на фоне того, что темные страницы советской истории вообще принято воспринимать так – ну да, это было, что мы будем ворошить прошлое… А ворошить надо. Надо расставить эти акценты – что есть хорошо, а что есть плохо.

Антонян:

- Но власть меняется и, как в фильме «Свадьба в Малиновке» - шапку поменял – и все по-другому. У нас так не получится? Вообще как вы относитесь к переменам? Вы за то, чтобы они были постоянно?

Дыховичная:

- Я человек, который с такими большими тормозами идет на какие-то большие изменения в жизни.

Антонян:

- То есть, вы держитесь до последнего?

Дыховичная:

- Ну да. Наверное, наступает некий такой возраст, когда тебе спрогнозировать завтрашний день становится важнее, чем открыть дверь и посмотреть, что там будет. Но это тоже нормальное такое психологическое взросление человека. Но нужно отличать разные ситуации. Нужно отличать стабильность от деградации. И, когда стабильностью мне называют ситуацию, в которой на самом деле невозможно, чтобы вот от этого дождя, от потопа пострадало такое количество человек, мы сейчас переходим к Крымску, в государстве, которое называет себя стабильным. Что это? Если это стабильное государство, то, максимум, какие там жертвы были бы возможны, - и то, наверное, случайные жертвы – те, кто сами не позаботились о себе, когда власть сделала все, чтобы их спасти - оповестили, эвакуировали. Дедушка моей подруги жил и работал на Сахалине. И там были очень часто, он рассказывал, наводнения, которые затапливали и вторые этажи тоже. Но люди не гибли. Людей эвакуировали…

Антонян:

- В Японии как раз было нечто подобное и там эвакуировали около 200 тысяч человек.

Дыховичная:

- Да, поэтому нужно отличать – где стабильность, а где уже система, которая не работает. И для того, чтобы отсрочить ее разрушение какое-то, пытаются нас уверить, что это и есть стабильность. Это не стабильность. И мне страшно, что вот этот колокол сейчас звонит по людям из Крымска, а завтра он может звонить по каждому из нас.

Антонян:

- Это чувство незащищенности?

Дыховничная:

- Абсолютно. Чувство того, что ты выстраиваешь свою жизнь так, чтобы в любой ситуации позаботиться о себе. И это во всем сказывается.

Антонян:

- У нас такая жизнь сейчас. Она с разными углами, по-разному ее показывают. Вот хотелось бы как раз к тому, как ее показывают. Ее надо показывать именно в таком виде? Проведу параллель сразу. Творчество Гай Германики – честно скажу, лично я к нему никак не отношусь, абсолютно никакой положительной черты, да, что-то там есть, но я не могу понять все эти режиссерские таланты, но это – мое дело, как потребителя, да. А как вы к нему относитесь? Эту жизнь так надо показывать? А где же – сеять вечное, доброе?

Дыховичная:

- Ну, так вечное, доброе сеется повсеместно, на всех государственных каналах.

Антонян:

- Поэтому надо с другой стороны зайти?

Дыховичная:

- Вообще жизнь гораздо многограннее, чем та жизнь, которую мы видим по телевидению или та жизнь, которую мы видим в кино или даже та жизнь, которую мы видим своими глазами. Поэтому эта палитра должна быть всегда очень богатая. И действительно нужно говорить о том, что был подвиг, совершенный конкретным полицейским в Крымске, который спас какое-то количество человек и погиб сам. Безусловно, есть в каждой ситуации куча граней. Сейчас действительно мы живем – либо показывать вот эту силиконовую желто-розово-голубую какую-то жизнь несуществующую, а существующую только в каких-то музыкальных номерах на всех важных каналах, вместо на самом деле адекватных человеческих историй. По мне некий объективный взгляд – это как правильное воспитание ребенка. Ты не можешь все время закармливать ребенка сахаром и мармеладом, чтобы у него было хорошее настроение. Это всегда баланс. Сейчас действительно дикий дисбаланс.

Антонян:

- То есть, надо показывать, что такое хорошо и что такое плохое?

Дыховичная:

- Надо, как и с ребенком, - объяснять, что есть жизнь, в которой холодно, в которой неудобно, в которой люди умирают…

Антонян:

- Мы возвращаемся к русскому творчеству. Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – утонешь, прямо пойдешь – все будет хорошо…

Дыховичная:

- Мы, к сожалению, лишены какой-то такой традиции. И она вообще уходит из мира. В каких-то культурах она присутствует. Как это присутствует в Грузии, как это присутствует в Греции. Когда рождение, смерть, свадьба, когда все это одновременно происходит. Когда ребенка берут на похороны. Когда маленький человек уже понимает, что люди уходят. Это очень важно для развития этого душевного инструмента. Для дальнейшего сочувствия, для дальнейшей жизни.

Антонян:

- И кинематограф должен все это демонстрировать?

Дыховичная:

- Безусловно. Потому что кинематограф, по сути, сейчас единственный инструмент передачи культуры. Согласитесь, что постепенно книжка уходит далеко на какую-то верхнюю полку и у многих она уже давно не вынималась из этого шкафа… То есть, кино – это единственный такой паровоз, который перевозит культуру из прошлого в будущее. Единственный инструмент. Поэтому там должно быть все.

Антонян:

- А как вы относитесь к патриотизму? Вот есть американский патриотизм, есть российский патриотизм. И они не похожи друг на друга.

Дыховичная:

- Иногда я завидую американцам.

Антонян:

- Мы же, глядя их фильмы, думаем – ой, опять они со своим лже-патриотизмом. Но они же действительно искренне верят в силу своего государства.

Дыховичная:

- А почему им не верить в силу своего государства? Что такое сильное государство? Когда у нас есть действительно сильный лидер, который выезжает и там действительно у нас есть сейчас шикарная экономическая ситуация, которая позволяет государству вовне выглядеть сильным. А внутри разве это сильное государство? Когда природные явления уносят жизнь нескольких сотен людей – это сильное государство? Мне кажется, сильное государство – когда за одного гражданина… и пусть это какое-то сильное преувеличение в Америке, что когда за одного солдата вся американская армия десантируется там условно куда-нибудь в Панаму или в еще какую-то горячую точку. Но, если бы это была совсем ложь, то эта легенда очень быстро бы развалилась, как любая лживая легенда. Наверное, там есть тоже определенный цинизм и, конечно, это не петушок на палочке – эта американская политика – но сильное государство, когда каждый гражданин чувствует себя защищенным своим государством. По-моему, это самое правильное определение силы государства.

Антонян:

- Раз уж мы заговорили об Америке, одно из ваших новых начинаний связано со съемками в Нью-Йорке. Что это за проект? Вы опять будете с Ангелиной Никоновой снимать? Вы будете в качестве продюсера и актрисы? Или выступите шире несколько?

Дыховичная:

- Ну, я бы хотела быть продюсером, но там есть небольшая роль, которую мне Ангелина предложила сыграть. Это история про разных мигрантов, живущих в Нью-Йорке. Про россиян, живущих в Нью-Йорке. Там главный герой – армянин, но есть люди, которые приехали из Прибалтики.

Антонян:

- Это будут выходцы из постсоветского пространства?

Дыховичная:

- Ну да, по сути, это история про 30-40-летних. То есть, это уже, по-моему, пятая волна эмиграции… Но это некий символ такого современного мира, особенно Нью-Йорк, где чистого английского языка очень сложно услышать, потому что весь язык, он в акценте. Он с китайским, с вьетнамским акцентом.

Антонян:

- А вы хотите показать как раз современную часть этой жизни? Насколько им тяжело или просто как вот происходит все?

Дыховичная:

- Нет, это, скорее, комедия. Тут есть такой ироничный взгляд на жизнь. Ангелина написала этот сценарий, а она просто знает отчасти эту жизнь. Там любопытные вещи происходят, что американская система дает возможность своим новым жителям использовать разные лазейки, чтобы жить хорошо. И чуть-чуть это про то, как остроумным способом люди выживают. Но это – веселая история.

Антонян:

- Перейдем к личным темам, если можно. Насколько много вам дал брак с Иваном Дыховичным?

Дыховичная:

- Ну, как любые настоящие отношения, люди дают друг другу всегда очень много в настоящих отношениях, особенно в долгих отношениях. А дальше ты уже не можешь отделить, что приобретено вместе, как качество, что тобой заимствовано, а что в тебе раскрылось, благодаря этим отношениям. Наверное, то, как я себя ощущаю, конечно же, для меня очень много моих переживаний, моего чувства связано с нашими отношениями.

Антонян:

- А каким вы видите настоящего мужчину?

Дыховичная:

- У меня была идея снять документальный фильм, который назывался бы «Женское воспитание». Я понимаю, что в России мальчикам выжить очень сложно. Начиная с детского сада и заканчивая школой. Вот присутствует этот момент женского воспитания, когда воспитательницы в детсадах это обычно женщины, обиженные судьбой… То есть, остаться мужчиной очень сложно. Или с очень заботливыми мамами очень сложно остаться мужчиной. С государством, которое, как ни странно, - вот эта кровавая история ХХ века, которая высекала лучших, умнейших, сильнейших, бескомпромиссных. То есть, это какие-то качества, которые мужчина должен сам в себе сохранять.

Антонян:

- А как ему определиться во всех вот этих потоках?

Дыховичная:

- Ну, это нужно только у мужчин спрашивать. Я могу со стороны только восхищаться, когда это происходит.

Антонян:

- А если от себя сказать?

Дыховичная:

- Мужчина должен отличать хорошее от плохого и своей жизнью доказывать все принципы. Невозможно сейчас говорить о том, что такое хорошо, а что такое плохо, а завтра эти принципы разбивать о какую-то мелкую выгоду или о собственное чувство трусости. То есть, конечно, на мужчине лежит огромная задача оставаться бескомпромиссным, честным и сохранять это достоинство.

Антонян:

- Какие идеалы вам симпатичны в мужчинах?

Дыховичная:

- Мне просто повезло, что это все было в том мужчине, с которым я прожила 12 лет. И для меня это норма. И, наверное, в этом смысле я избалованная женщина. Потому что для меня норма, когда мне не стыдно за своего мужчину.

Антонян:

- Чего вы боитесь, как женщина, как гражданин? Как режиссер?

Дыховичная:

- Я, наверное, боюсь того, что, когда у меня появятся дети, то мне придется, если та страна, в которой я живу, пойдет тем вектором, которым она сейчас живет, то мне очень страшно, что у моих детей будет вот такое ощущение двойной жизни. Когда тебе страшно своего сына обучать смелости, бескомпромиссности, честности, того, что слабого не бьют, того, что нужно говорить правду. И это станет опасными качествами. Наверное, вот это страшно. Мне хочется, чтобы эти качества стали нормой.

Антонян:

- Мы очень надеемся, что эти страхи рассеются и то, что совсем скоро мы увидим ваши новые киноленты – либо совместно с кем-нибудь, либо это будет сугубо ваше творчество. Большое спасибо, что вы к нам пришли. Светская беседа удалась – мы мало говорили об искусстве, но очень много о жизни. Так, как и должно быть. Сегодня в гостях у нас была актриса и режиссер Ольга Дыховичная. Мы признательны за ваши ответы и ждем новых творческих картин.

<<Самые интересные эфиры радио "Комсомольская правда" мы собрали для вас ЗДЕСЬ >>